Свобода не для нас. Что скрывает церковное руководство?

Ни одно высказывание патриарха Кирилла не вызывало столь ожесточенную и агрессивную реакцию, как его слова о гуманизме и правах человека. Церковь подвергалась критике за судебный процесс вокруг Pussy Riot, патриарха упоминали в связи с его квартирой в доме на набережной, но в целом проповеди главы РПЦ никогда не вызывали пристального интереса даже со стороны тех, кто постоянно обсуждает Церковь.

Нынешняя реакция либеральной общественности оказалась намного более тоталитарна, чем любые высказывания представителей РПЦ. Главу Церкви в довольно оскорбительном тоне осудили за его личное мнение, как-будто бы патриарх не может свободно говорить о том, что он думает. Конечно, с резкой критикой патриарха выступают только маргиналы, занимает ли сама Церковь какую-либо четкую позицию по поводу демократии, и касаются ли слова патриарха России вообще?

В своей проповеди в праздник Торжества православия 20 марта в Храме Христа Спасителя патриарх говорил о том, что ересь это человекопоклонничество, а не сами по себе права человека и защита своих прав. Это хорошо показал в своей статье на портале «Православие и мир» Сергей Худиев. Кроме того, в своей проповеди глава РПЦ сделал еще два акцента: на необходимости диалога с инакомыслящими и на объяснении причин своей встречи с папой Франциском. Патриарх, как следует из его слов, вместе с Ватиканом стремится спасти гуманистическое европейское общество и христиан Ближнего Востока.

Целый ряд публицистов и СМИ расценили проповедь патриарха как преступление. Уполномоченный по правам человека в Забайкальском крае Николай Каргин заявил, что глава РПЦ ставит под сомнение Конституцию. В «Московском комсомольце» сделали свой вывод: «Вы полагаете, у всех нас есть право на справедливый суд? На счастье? На жизнь? На то, чтоб быть в этой жизни тем, кем родился? Если ваш ответ «да», то вы нехороший человек».

Николай Сванидзе отметил: «призыв главы РПЦ отказаться от прав человека очень показателен. Он может означать, что государство признает: оно не в состоянии обеспечивать эти права и не собирается их обеспечивать». Дмитрий Ольшанский назвал патриарха швейцарским вельможей, радио «Свобода» «самовлюбленным стариком», журналист «Эха Москвы» Александр Плющев «слабым руководителем дряхлеющего института». В социальных сетях также появилась карикатура на патриарха в колпаке куклусклана.

Правда, глава патриаршей пресс-службы священник Александр Волков ответил обидчикам в том же тоне, заявив, что они «обличают себя» и «закрывают глаза на Правду».

Сложившаяся картина вызывает массу вопросов. Почему части общества, которое совсем не считает себя атеистическим, доставляет удовольствие оскорблять и даже унижать патриарха? Почему патриарх говорит одно, а люди понимают совсем другое? Почему все, что исходит от Церкви, воспринимается как попытка влиять на государство либо как прямое отражение силовой государственной политики?

Пока очевидны две вещи. Несмотря на все информационные усилия, Церковь и общество говорят на разных языках, а иногда на одном и том же тоталитарном языке, нетерпимости к идеям и мыслям друг друга. Вертикаль власти отсутствие свободных общественных дискуссий не позволяют ни либералам, ни консерваторам стать менее тоталитарными в своем отношении к оппонентам.

Патриарх Кирилл еще с 1990-х годов был известен как противник демократии, свободных выборов, политической конкуренции. Глава Центра «Сова» Александр Верховский в ходе презентации доклада о проблемах реализации свободы совести в России в 2015 году резонно отметил, что Кирилл последние 20 лет говорит примерно то же самое о правах человека, и никто этого не замечал. По словам Верховского, РПЦ старается использовать политическую ситуацию в своих интересах, для чего более активно поддерживает консервативную повестку дня и отстаивает традиционные ценности – естественное поле деятельности для Церкви.

Вместе с тем, риторика РПЦ в отношении к демократии в последние 20 лет становилась все более двойственной и неопределенной. В 1990-е годы демократия прямо считалась злом в церковной среде, а в 2000 году в Социальной концепции РПЦ свобода совести была объявлена последствием греховности общества, а образцом – византийская симфония власти и православия. Однако в 2000-е и 2010-е годы среди радикальных противников демократии - официальных спикеров Церкви - остался только отец Всеволод Чаплин. Он продержался до 2015 года. Так говорить о демократии стало неприличным (даже Путин и Медведев стремятся к демократии в своих речах).

В 2006 году была заявлена более осторожная позиция по отношению к правам человека в Декларации о правах и достоинстве человека X Всемирного Русского Народного Собора: «Опасным видится и «изобретение» таких «прав», которые узаконивают поведение, осуждаемое традиционной моралью и всеми историческими религиями. Мы отвергаем политику двойных стандартов в области прав человека, а также попытки использовать эти права для продвижения политических, идеологических, военных и экономических интересов, для навязывания определенного государственного и общественного строя».

Эту же точку зрения повторил патриарх и сейчас. Глава РПЦ вполне в духе демократии говорит о том, что право выбора одного пути нельзя навязывать законодательно: «Мы видим, как во многих процветающих странах предпринимаются усилия утвердить на законодательном уровне право выбора любого пути, в том числе самого греховного, идущего вразрез со словом Божиим. Это опасное явление в жизни современного человечества получило название «дехристианизация». Наверное, подобные философские взгляды нельзя было бы назвать ересью, если бы многие христиане их не приняли и не поставили права человека выше, чем слово Божие». Таким образом, критику гуманизма и либерального христианства совсем нельзя назвать осуждением демократии в целом.

Слова патриарха Кирилла хорошо вписываются в антизападную риторику, но они по существу не касаются России – у нас не было гуманизма, всегда были проблемы с элементарными правами человека, нет влиятельных либеральных церквей, нет политкорректности в политике и уважения к инакомыслящим.

Внутри России Церковь обращается только к государству. Понимание пути развития России и нашего общества, его институтов, в церковном руководстве столь маргинально и часто столь противоречит здравому смыслу, что честно о своей позиции церковные деятели высшего эшелона уже давно не говорят. Считать, что свобода не для россиян, - значит снова, как и сто лет назад, сделать участь нашего общества незавидно тяжелой. И в этом многословном молчании Церкви кроется настоящая трагедия.

Роман Лункин